Пожалуйста, позвони!
Проехали Хэссокс, въехали в клейтонский туннель. Эбби вслушивалась в грохот поезда, отражавшийся от стен. Видела в стекле свое бледное перепуганное лицо.
Когда снова выскочили на свет – справа зеленел склон Милл-Хилл, слева лондонское шоссе, – сокрушенно увидела, что пропустила звонок.
Черт возьми, вот дерьмо!
Номера не осталось.
Телефон опять зазвонил. Рики.
– Я все сильнее боюсь за твою мать, Эбби. Не уверен, что она еще долго протянет.
– Пожалуйста, дай мне с ней поговорить!
Последовало короткое молчание.
– Не думаю, что она сможет.
Эбби охватил ужас.
– Где ты? Я приду. Встречусь с тобой где угодно. Отдам все, что хочешь.
– Разумеется, Эбби. Я знаю. Встретимся завтра.
– Завтра?! – завопила она. – Нет, будь я проклята! Сейчас же. Я должна в больницу ее отвезти.
– Встретимся, когда мне будет удобно. Ты мне причинила кучу неприятностей. Теперь сама попробуй на вкус, что это такое.
– Рики, разве больная старушка неприятность? Господи помилуй. Она ничего плохого не сделала. Не причинила тебе никакого вреда. Вымещай зло на мне, не на ней.
Поезд замедлял ход, приближаясь к станции Престон-парк, где нужно было выходить.
– К сожалению, Эбби, у меня она, а не ты.
– Готова поменяться местами.
– Очень забавно.
– Рики, прошу тебя, давай встретимся!
– Завтра.
– Нет! Сейчас! Сегодня! Может быть, мама до завтра не доживет…
Начиналась истерика.
– Плохо, правда? Умрет, зная, что ее дочь воровка.
– Боже всевышний, до чего ж ты жестокая сволочь!
Проигнорировав замечание, Рики сказал:
– Тебе машина понадобится. Я послал на твой адрес ключи от прокатного «форда». Завтра утром доставят.
– «Форд» со всех сторон зажат, не выехать, – возразила она.
– Возьми другую машину.
– Где встретимся?
– Утром позвоню. Поэтому машину сегодня возьми. Марки с собой захвати, не забудь.
– Прошу тебя, давай сегодня увидимся! Днем…
Рики разъединился. Поезд остановился.
Эбби поднялась с сиденья, направилась к выходу неуверенными шагами, крепко держа в одной руке сумочку и пластиковый мешок, а другой цепляясь за поручень вагона. На часах 16:15.
Надо держаться. Хоть как-нибудь. Обязательно.
Как, Господи Иисусе?
Пока шла от вокзала к стоянке, казалось, ее вот-вот вырвет. Свободных такси, к сожалению, не было. Эбби тревожно глянула на часы, набрала номер местной прокатной компании, заказала машину. Потом позвонила в другое место, куда раньше уже обращалась. Ответил тот же самый мужской голос:
– Филателистический магазин «Юго-Восток».
Один из не упомянутых Хьюго Хегарти.
– Это Сара Смит, – сказала она. – Я уже еду, такси только жду. Когда вы закрываетесь?
– Не раньше половины шестого, – ответил мужчина.
Через пятнадцать минут, за которые нервы превратились в лоскуты, появилось такси.
Октябрь 2007 года
Комната для допроса свидетелей в Суссекс-Хаус состоит из двух помещений – главного, размерами с гостиную в очень маленьком доме, и второго, предназначенного исключительно для наблюдения, где помещаются всего два человека, сидящие бок о бок.
В главной, где находились Гленн Брэнсон, Белла Мой и совершенно расстроенная «Кэтрин Дженнингс», стояли три круглых стула с красной обивкой и хилый кофейный столик. Перед Брэнсоном и Эбби кружки с кофе, перед Беллой стакан воды.
В отличие от мрачных убогих комнат для допросов в старом, сильно обветшавшем полицейском участке на Джон-стрит здесь гораздо светлей и приличней.
– Не возражаете против записи нашей беседы? – осведомился Гленн, кивая на пару направленных на них маленьких видеокамер, укрепленных высоко на стене. – Это стандартная процедура. – Он только не добавил, что иногда копия видеозаписи направляется психиатру для составления психологического портрета. Язык телодвижений запрашиваемого говорит о многом.
– Нисколько, – прошептала Эбби едва слышно.
Гленн внимательно ее разглядывал. Хоть лицо изможденное, осунувшееся от горя и боли, женщина в высшей степени привлекательная. Лет под тридцать, по его прикидке. Черные волосы коротко подстрижены, почти наверняка крашеные, так как брови гораздо светлее. Почти классически правильное лицо с высокими скулами, высоким лбом, изящным носом – маленьким, идеально вылепленным, слегка вздернутым. Менее удачливые женщины выкладывают за такой нос пластическим хирургам тысячи фунтов. Ему это отлично известно, потому что Эри как-то показывала статью на эту тему, и с тех пор он отыскивает на женских носах следы пластической операции.
Но самое поразительное в молодой женщине – глаза. Изумрудно-зеленые, гипнотизирующие, кошачьи. Несмотря на усталость и волнение, они горят и сверкают.
И одеваться умеет. Фирменные джинсы от известного модельера, ботинки до щиколоток – пыльные, черный вязаный пуловер с поясом под дорогой длинной курткой на подкладке из овечьей шерсти. Высокий класс. Чуточку только роста прибавить, вполне могла бы выйти на подиум.
Сержант уже приготовился начать допрос, как женщина подняла руку:
– Знаете, собственно говоря, я назвала вам не настоящее свое имя. Наверно, надо пояснить. Меня зовут Эбби Доусон.
– Почему вы назвались другим именем? – полюбопытствовала Белла Мой.
– Слушайте, моя мать умирает. Она в страшной опасности. Нельзя ли просто… просто… – Эбби закрыла лицо руками. – Я хочу сказать, зачем сейчас эти формальности? Нельзя ли… уточнить детали попозже?